Юлия Вертела

В прошлом августе написала эту миниатюру, прошел почти год, что-то изменилось, что-то нет, но каждый раз, когда я вижу вот такие лестницы из тени, вспоминаю...



Самое дорогое всегда хочется удержать.
Но ты уже знаешь недейственность слов, они как просроченный клей. Как запыленный скотч. Не держат.
От отчаяния начинаешь увеличивать слова caps lockом, утяжелять их приставками «бес».
...Бесконечно. Бессрочно. Бессчетно.
Но уверенность отваливается от этого мира, не прикрепляясь к нему ничем.

*
В который раз август напоминает мне, что есть лестницы, по которым никогда не подняться.
Тень от балкона легла на солнечную стену – ступенями, перилами. Иди и поднимайся. Если ты - тоже тень.
А если ты тот, кто не может подняться по тени, то зачем ты плачешь?
Зачем ты плачешь о нём?
Есть вещи, которые и в самом деле невозможны между двумя. Можно большее, можно меньшее. Но невозможное - оно не измеряется никакими степенями возможности.
Увидев эту лестницу из тени, я поняла. Нельзя каждый день подниматься на Эверест...

*
Я шла по влажному пустырю. Под ногами хрустели улитки, сотни улиток.
Два бомжа бухали на обломках какого-то дерьма.
- Иди к нам! Иди к нам.
- Да. Сейчас.
Пустырь огорожен забором. Но бомжи знают лазейку, и я знаю. Надо свернуть за помойку, пройти через горы мусора. Мимо сожженного дома.
Дальше - яблоневый сад. Много деревьев и заброшенных грядок.
Набив сумку яблоками, увидела знакомый разрез листьев.
На юге конопля выше, а здесь чахлая. Но посеял же кто-то...
Напихала конопли поверх яблок. Назад той же тропкой.
- Иди к нам! Иди к нам.
- Да. Сейчас.
Главное поувереннее говорить, и никто не стронется с места. Ни я, ни они.

*
Яблоки - в сахарный сироп. Коноплю – сушить.
- Курить будешь?
- Нет, повидло делать.
Я всё ещё разговариваю с Надькой. Хотя мы год уже не виделись. И вряд ли увидимся.
Я всё ещё разговариваю с Матвеем. Он тоже тут:
- Все прогрессивное человечество пишет про секс с глобусом. Про секс с бычками в томате. Про секс с батоном городским. А ты о чём пишешь?..
- Я? -  я немного растеряна, что он пришёл поговорить.
- Завязывай с соплями.
- Завязываю.

*
Гороскопы перестали совпадать со мной. Линии на руке пересчитали читаться.
Но даже когда линии судьбы стёрты, можно провести их самому. По воздуху, по небу, по воде.

Тогда вокруг меня сиял нимб, наверное. Я могла остаться ночевать в одной квартире с мужчиной, и он ко мне не приставал.
19 лет, хорошенькая - но как заколдованная...
Мы ели курицу отварную, которую ему оставила мама, на выходные уехавшая на дачу. Подогревали бульон и добавляли в него отдельно отваренный рис. Как примерные дети. Сидели и смеялись на кухне.
Под окном его квартиры был трамвайный парк. Трамваи уже спали. Метро не ходило, электрички тоже. И я осталась ночевать у него.
Он отвёл меня в мамину комнату и закрыл дверь. А утром я проснулась от того, что он почесал мне пятку. И солнце плясало на наших лицах радостью.
Близость случилась гораздо позже. В декабре - на квартире его друга, который оставил нам ключи.
Почти Новый Год, почти новая жизнь. Он сделал мне предложение сразу.
Нам выдали талончик на покупку платья и колец в универмаг «Юбилей». Медный всадник, Аврора, ресторан, альбом.
Ребёнок родился через девять месяцев. Больной. А ещё через 9 месяцев он умер. Мы похоронили его, и, когда шли с кладбища после похорон, Серёжа сказал мне, что подал документы на развод. И сказал, что мне не надо ходить в суд, он всё сам оформит. После смерти ребёнка я ему больше не нужна.
Я сказала ему о том, что женятся один раз и навсегда, и так жили мои родители и дед с бабушкой, и так пишут в книжках и показывают в фильмах. Долго и счастливо и умирают в один день.
А он мне ответил, что я не смогла родить ему нормального ребёнка, и поэтому у нас всё не так долго и не так счастливо. И это не изменить.
А я сказала, что мы можем взять ребёнка из детдома. Что я его люблю и полюблю весь мир с ним вместе.
А он сказала, что ему не нужны чужие дети. И он найдёт ту, которая родит ему своих.
А его мама сказала, чтобы я больше не выходила замуж и не рожала больных детей, а то ещё кому-то испорчу жизнь.
Мы попрощались на вокзале. Они уехали на поезде, я проводила их и долго смотрела на рельсы... Но  я осталась жить.
Я простила Серёжу тогда. Пожалела его, что он сильно переживал и травмировался смертью нашей дочки.
Но прощение не возвращает человеку веры.
Никогда больше я не верила в долго и счастливо и умерли в один день.
Я вышла замуж, нарожала детей. Я шла по жизни не лучше и не хуже других. Как дерево среди деревьев, как  травинка среди травы.
Но когда второй муж мне сказал - по иронии судьбы тоже на жд платформе и глядя на рельсы: «Я не дам тебе развода, мы умрём вместе и в один день», я  спокойно ответила ему: «Нет, и не мечтай». Потому что уже знала - сказки нет. Меня этому научили. В 19 лет.
И не сомневалась: переживёт он, переживу я, и ничего не изменится в этом мире ни в худшую, ни в лучшую сторону. И планета не сойдет с оси. И не добавится, и не убавится ничего - наутро все будут жить дальше.
Прощать можно сколько угодно, но верить в сказку можно только один раз.
Второго, третьего... другого раза не будет. Никогда.

***
«LoveMeForeverOrNever» - так Ив Сен Лоран назвал своё самое известное свадебное платье.

Друзья скачали с интернета прозу Игоря Северянина. Оказывается,   у него есть афоризмы, раньше не читала их. Вот только некоторые.

«Блестки»  (Афоризмы, софизмы, парадоксы)

Я люблю ее от того, что ее трудно любить: она не дается любить.

( Collapse )

— Съешь за папу,— мама суёт Любе бутерброд.
Вспоминается детство: ложечку за маму, ложечку за папу, за бабушку...
Люба съедает. И тут же получает стопку водки.
— Помянем, а то папа обидится...
( Collapse )